Санджар Янышев соединяет в себе языковую и духовную культуру Востока и Запада. Для него процесс создания литературного произведения – действо мистериальное, в котором важны мельчайшие детали.
Сергей Алиханов
Санджар Янышев родился в Ташкенте в 1972 году. Окончил факультет русской филологии Ташкентского университета. С 1995 года живет в Москве. Его стихи публиковались в журналах: «Новый мир», «Знамя», «Октябрь», «Арион», «Дружба народов», «Новая Юность», «Звезда Востока», «Книголюб», «Интерпоэзия», альманахах и антологиях: «Малый шёлковый путь», «10/30», «Contemporary Russian poetry», «Анор/Гранат», на многих Сетевых ресурсах.
Автор поэтических сборников: «Червь», «Офорты Орфея», «Регулярный сад», «Природа», «Стихотворения», «УМР».
Основатель объединения «Ташкентская поэтическая школа», Ташкентского открытого фестиваля поэзии и альманаха «Малый шёлковый путь». Составитель двуязычной антологии современной поэзии Узбекистана «Анор/Гранат».
На Вечере, недавно проведенном «Чеховским культурным центром», вместе с нашим автором Сергеем Золотарёвым, поэтом из Казани Нури Бурнашем, читал свои стихи и Санджар Янышев.(Вечер поэзии в Чеховской библиотеке - слайд-шоу: https://www.facebook.com/alikhanov.ivanovich/videos/10219960792553153/)
Застав конец социалистической утопии, Санджар Янышев в своем творчестве поэтически противится и антиутопии, показывая, что история вовсе не прошедшее, а действенное настоящее, когда оно воссоздается и существует в ткани стиха. В его поэзии минувшее оказывается порой и грядущим. И ростки поэтических строк, пронизывая насквозь - до глубины читательской души! – действительность, удивительным образом - посредством просодии - оказывая влияние на саму жизни.
Пафос сожаления вдруг рождает присказку, чуть ли ни прибаутку «И мыши заведут себе кота» - от которой проходит мороз по коже! Вроде тонкий, чуть ироничный намек, а на самом деле поэт с горечью провидит, что будет в мире уже «БЕЗ НАС», когда начало отрицательной эволюции оттягивается и ограничивается только временем подлета:
…И словари, и пышные стада
рунических письмен – как это жалко
оставить здесь, но старая служанка
задраивает ставни – навсегда.
Соседям презентует птиц, горшки
с землей; уже никто не будет с хриплым
почтеньем к мертвецам и манускриптам
сосущей трубкой гладить корешки.
…………………………………………
Пространство развернет, как зев часов,
материю бумажного запаса,
и перепонки вырастут на пальцах
у некоторых из его чтецов.
И ноты сами зазвучат с листа,
........................................
И мыши заведут себе кота…
Природа создания пространственно-временной образности, благодаря творчеству Санджара Янышева, становится свойственной и всей современной поэтике.
Множество статей посвящены его творчеству.
Татьяна Колмогорова - поэт, критик свидетельствует: «Я шла след в след по той дороге, которую искал и находил автор... «Выдох на усилии» как метафора художественного «дыхания» Санджара Янышева подходит для произведений, составляющих ее.
Каждая часть, каждое слово, сама конструкция названия, кажущаяся иронично старомодной, вызовут вопросы, не имеющие однозначного ответа.
Автор втягивает читателя в заразительную игру парадоксально оборачивающихся смыслов. Предлагает стать соавтором и самому строить из хаотической субстанции вселенную... любое из произведений несет органическую неопределенность рода и жанра, «непрозрачность» смысла.
Произведения цикла «аукаются» между собой, вступают в парадоксальные контакты. Мудрые и светлые строки о смерти как об обращении в иную жизнь, о циклической связи сменяющихся поколений — «единственной на земле очереди». Сопричастие... греческое название таинства Причастия, которое совершается ради духовного обновления человека, — Евхаристия, Благодарение... гул той общей, нашей Вселенной, которая творится из хаотической раздробленности миров...
Поэтический синтаксис стихотворения подобен заклинанию сил, способных «мертвое» сделать живым. Проявление неизменного уважения к любому другому: человеку, языку, культуре, религии. Уважение, полное человеческого достоинства и гуманистически-объединительного смысла, есть и залог самоуважения».
Наш автор Вадим Муратханов пишет: «… летопись частной судьбы, индивидуальной истории человека, испытывающей свои взлеты и падения, периоды расцвета и упадка... подобно тому как в истории цивилизации самые солнечные и волшебные в своей недостоверности страницы — ранние, так же и в сборнике Янышева более всего напитан светом и населен одушевленными предметами «золотой век» детства, граничащий с мифологией, а точнее — творящий мифологию собственную... утраты привычного с детства воздуха, напоенного восточными ароматами, шумом базара, родной для слуха гортанной речью, образуется некий вакуум, которым и приводится в движение «дырявый поршень» творчества, обреченный на вечное и недостижимое стремление воскресить безвозвратно пережитые краски, запахи, звуки... Сосущая пустота заполняется словом...».
Юрий Татаренко: «Перед поэтом, творящим на «перекрестке» языков, разворачивается более широкая картина мира. А Санджар Янышев вдобавок соединяет в себе языковую и духовную культуру Востока и Запада. Для него процесс создания литературного произведения – действо мистериальное, в котором важны мельчайшие детали.
Санджар Янышев делится: «Из всех коммуникативных форм мне пока доступна только внутренняя, письменная. Даже выход в сеть Facebook с постом или комментарием требует определенного рода энергии, особой – летучей – расположенности. В зеркале соцсетей человек сильно меняется: он заводит себе двойника, лишь отчасти неся ответственность за его (двойника) действия... чтобы выйти в Сеть, всякий раз жду совпадения с тем образом, который в наибольшей степени ассоциирую с собой, со своим «я»... для написания нужно вспомнить все, что ты когда‑либо знал. Собрать все силы – какие есть и каких нет. За последними необходимо охотиться – а значит, надо стать тысячеглазым и тысячеухим. И, конечно же, предстоит собрать по кускам себя самого... написание большого текста – как раз вспоминание всего, что утратил, возвращение былых навыков… Актом письма ты участвуешь в некой мистерии, собирая и «бога», и себя как образ Создателя...
– Как вам кажется, каким образом меняется поэзия в ХХI веке?
– Как‑то меняется… Прежде всего отвоевывает новые территории – и жанровые, и видовые. Скажем, гражданская лирика сегодня звучит совсем иначе, нежели пятьдесят лет назад. Поскольку в наши дни почти все является «политикой», то и любое современное стихотворение начинено гражданственностью – не тематически, так интонационно. Во всяком случае, может быть прочитано и в таком ключе. Расширяются границы того, что принято традиционно относить к поэзии...».
Которая реализуется в прослушивании - если поэт читает вслух, или в прочтении замечательных стихов:
* * *
Мой слог, мой голос, воспалённый
язык — последний мой причал!
Родных наречий отлучённый,
внимаю собственным речам...
Тот свет, который населён был
мной, словно шорохом сквозняк, —
так будто выпавшая пломба,
теперь отделен от меня.
И боль, что медная кольчуга,
уже не давит сердце мне,
обвивши тело, словно чудо,
разлитое по всей земле.
И чем ты дальше, тем разменней
твои стихийные черты...
Но застрахована от тленья
душа, и в той же мере — ты.
...А нить, что связывала прежде
мой сон с пучком твоей зари,
теперь на чьей-нибудь одежде,
как волос в лампочке, горит.
Землетрясение в июле
Вот это и есть ждать природы щедрот. Мы проснулись.
Трясло. Как пищальи заряды, летучие мыши
выдергивались из копченой дыры контрабаса
и глохли. В горах помутнелые сны свои русла,
должно быть, покинули морщиться. Мы же
от их вещества загустели быстрей алебастра.
И целую вечность потом не могли двинуть бровью.
Покуда внизу голосила молочница. Дом
ихтиоловой мглой, размягченной, как сумрак, корою —
единой породой твердел; под светлеющей кожей
хребты ископаемых рыб, рудименты искомых
оплаканных некогда кукол, собачек и кошек
угадывались, как светящийся призрачный Китеж.
Вот это и значит — «незыблемость». Сделайся снегом,
ползущим с вершин, — не почувствуешь меньшей надеги;
и будучи сном — самовольно сосуд не покинешь...
Не требуй у рождшей земли милостыни
покоя. Она торжествует движенье над небом.
А я торжествую — тебя. И на будущей пленке
ты веткой проснешься, но почва ее не коснется отныне.
* * *
"И все же эта тварь была послушна мне."
Н. Заболоцкий
Такие есть Слова, чье внутреннее чудо
обходится без слов, лепящихся извне,
которым, дальних тел кровиночку почуя,
бы смыслом подарить, присяжным новизне:
Маслинные глаза, расплеснутое утро…
А сами-то глаза?.. а утро самое?..
Но проникает свет в распахнутую юрту
и остается в ней — как откровение.
Нет, я мягчу Слова — и тенью налитые,
и зноем; что темны, как плод — а налегке!
Уколешься таким, лимона или дыни
потянешь черенок и — перышко в руке.
В них видишь свой итог — и в них зерно лечебы
находишь всякий раз, когда, как воск, течет
окрестная листва… Слова такие — пчелы.
И кожа. И земля. И дерево. И мед.
полностью - https://newizv.ru/news/culture/05-10-2019/sandzhar-yanyshev-my-vysoki-v-svoem-zemnom-plebeystve