Надежда Кондакова – историограф и хранительница, радетель поэзии, и поэтов военного поколения, исследователь неповторимого интереса к поэзии, который был в России в 60-70 годах 20-го века.
Надежда Кондакова родилась в Оренбурге. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького. Стихи публиковались во всех толстых журналах.Автор поэтических сборников: «День чудесный», «Поле Родины», «Дом в чистом поле», «Стрела», «Птица перелетная», «Кочевье», «Люблю — и потому права», «Инкогнито: Стихи прошлого века», «Московские письма», «Житейское море», «Книга любви».
Творчество отмечено: Грантом Президента РФ за культурологическое издание «Пушкинский календарь» - к 200-летию А. С. Пушкина, Премией города Москвы в области литературы и искусства, Грамотой и медалью Министерства культуры Республики Болгария, премиями журналов «Дети Ра» и «Золотой век», общероссийской премией «Капитанская дочка».
Заведовала Отделом поэзии в журнале «Октябрь», составитель альманахов «Дня поэзии» -1979, 1980, 1982 гг. Переводила поэзию народов СССР.
Член Союза писателей Москвы и Союза писателей России.
Недавняя наша «счет потерявшая» встреча с Надеждой Кондаковой, в которой нам было не наговориться, не навспоминаться, живая и радостная, и в то же время, конечно, печальная прошла на ее даче в Переделкино. Авторы нашей рубрики Олеся Николаева, Олег Хлебников, Олег Чухонцев живут там же, по соседству. А имена поэтов, которые здесь работали или подолгу гостили, уже стали названиями улиц в Новопеределкино, белые корпуса которого проглядывают сквозь ставшую облетать листву деревьев. Люди живут там на улицах Анны Ахматовой, Бориса Пастернака, Самуила Маршака...
Поэзия Надежды Кондаковой яркий образец живой переделкинской атмосферы и среды, которая вовсе не стала заповедником, а являет собой живой литературный ареал. Компактное проживание поэтов дало поразительный результат – в Переделкино сформировалось и генерирует лирическое пространство огромной силы.
Надежда Кондакова – историограф и хранительница, радетель поэзии, и поэтов военного поколения, исследователь неповторимого интереса к поэзии, который был в России в 60-70 годах 20-го века. В те годы в поэзии вдруг стали неожиданно находить ответы на все неразрешимые и, как мы теперь видим, неразрешенные до сих пор извечные российские вопросы. Тогда всем вдруг показалось - еще одна удачная аллитерация, сногсшибательная рифма, тончайший намек – и все изменится, и разом все станет прекрасно. И поэзией подмосковного поселка стала жить вся страна. Однако, вскоре опять стало ясно, что от строчек и строф, ничего существенного - кроме них самих - ожидать не следует. Дивная, но, по сути, бесцельная поэтическая, певческая разноголосица осталась только в памяти, и ничего, кроме души читателя, не трогает, и не изменяет...
Приведу цитату из сенатского постановления 1826 года, признавшего стихотворение Пушкина «Андрей Шенье в темнице» - «…очень соблазнительнымъ и служившимъ къ распространению въ неблагонамеренныхъ людяхъ того пагубного духа, который правительство обнаружило во всем его пространствеъ». Пушкинское пространство, возникнув в лицейском поэтическом общении, распространилось, расширилось, до указанных поэтом координат – «от финских хладных скал до пламенной Колхиды», «от Перми до Тавриды» и через столетие изменило Российскую империю. Переделкинская поэтическая среда, в которой живет и творит Надежда Кондакова, стала возрождением означенного пушкинского пространства:
Такое ощущенье, что давно
мы тоже все, шумеры и ацтеки,
прошли, исчезли, канули на дно,
остались где-то там — в двадцатом веке.
И замер рот, и амальгама врет,
и даже те, кто ласточки, кто дети, —
растаяли, ушли не в свой черед,
как спирт в огне, исчезли на рассвете.
...Что европейской ночью на земле
поэт услышал в гениальных бреднях,
то мы и ощущаем в феврале
в Московии времен уже последних…
Надежда Кондакова на Оренбургском «Эхе Москвы» дает интервью Павлу Рыкову и читает стихи.
Трагическая судьба рода Кондаковых - деды и с материнской, и отцовской стороны поэта погибли после раскулачивания - самая пронзительная тема ее творчества:
И тогда — я верю —
Господь нас всех услышит,
всеми чинами ангельскими приветит,
и к тем приблизит,
кто на Бутовском полигоне цветами дышит,
и к тем, кто над Воркутой морозной — звездами светит.
И тех простит, кто на Беломорканале,
на Соловках и под Магаданом,
как сваи, в землю нас забивали
и мучали словом, Богом данным.
Тогда, может, и нынешние ловцы человеков
для сладкоголосых своих посланий
займут не хитрость у поздних греков,
а милосердье у римлян ранних…
О творчестве Надежды Кондаковой вышло множество статей.
Евгений Рейн, наш автор, написал:
Ренэ Герра, всемирно известный руссист, доктор филологических наук Парижского университета поделился:
«Надежда Кондакова поэт совершенно особенный, не похожий ни на кого другого, ни на предыдущих поэтов, ни на своих современников, но настоящий Божьей Милостью Поэт. О чем она пишет – совершенно безразлично. Важно ее поэтическое восприятие и поэтическое выражение мира. Диапазон ее творчества громадный. Содержание ее поэзии глубоко, богато и разнообразно. Поэзия есть молитва, это ни к кому так не применимо, как к Кондаковой, и молитвенность сказывается у нее не только в стихах религиозных, но и в стихах, чуждых религиозным мотивам. К поэзии Кондаковой можно применить слова Жуковского «Поэзия есть Бог в святых мечтах земли».
Виталий Штемпель, поэт, редактор журнала «Плавучий мост» заключил:
«Почему же к стихам Надежды Кондаковой читатель идёт, ждёт её стихи? В чём притягательная сила творчества этого замечательного поэта? Думаю, одна из причин – способность вовлекать читателя в действо описываемого, делать его своим собеседником. Одного доверительного тона здесь мало. Когда читаешь её стихи, обнаруживаешь невероятную их привязанность к «месту событий». Я бы назвал это присуствием памяти. Читатель верит ей, сопереживает вместе с ней. Её пером никогда не движет гнев и ненависть. Но всегда – любовь и стремление к примирению. Примирению даже с противниками её любви...».
В «Литературной газете» опубликовано замечательное интервью Надежды Кондаковой, которое провел критик Денис Зуев. Искреннее, с исповедальной глубиной, показывающее всю чистоту и всю трагедийность истоков ее творчества. И одновременно в нем освещаются тенденции современной поэзии. Отрывки из интервью: «Моя судьба сложилась не совсем обычно для литераторов моего поколения, Я начала печататься рано, в Литинститут поступила в 19 лет, имея за плечами два курса университета и публикации в журналах.
Вторая книга вышла только через шесть лет после первой, её я сама «передержала» в столе и до сих пор не перечитываю, не люблю. Именно это недовольство собой побудило меня к переменам – я приняла решение уйти из журнала «Октябрь», в котором проработала восемь лет. Многие тогда крутили пальцем у виска... Но шаг этот скоро оправдался. Через год в «Советском писателе» вышла «Стрела» (1983), затем – одна за другой – ещё три книги. И только тогда я осознала, что не могу одновременно скакать в упряжке и порхать вольной птичкой. «Поэзия, осмелюсь сказать, требует всего человека» – эти значимые слова Пушкина мы как-то легкомысленно игнорируем...
Мой личный опыт свидетельствует в пользу того, что «и швец, и жнец, и на дуде игрец» – неплодотворный для литератора путь. Нельзя отвлекаться от главного, разменивать дар, данный тебе Богом, на пустяки – окололитературную суету, ненужные «толковища», борьбу за или против чего-то. Борис Слуцкий сформулировал точно: «Надо думать, а не улыбаться, надо книжки умные читать». Это – составляющая часть профессии, может быть, самая важная... Горько сожалею об утраченном времени. Это точно ненаписанные стихи, упущенное вдохновение и непрочитанные книги. Замена им – пустота, вода, толчённая в ступе.
По счастью, отсутствие собственных стихов в жизни я заменила присутствием в ней Пушкина. Несколько лет мы с супругом... работали над культурологической книгой «Пушкинский календарь», которая вышла в связи с юбилеем поэта, и доставила нам много радости...
… я много переводила – часто по подстрочникам. И стала внутренне ощущать некую инерцию слова, отсутствие стилистического сопротивления, появилась, как заметила однажды Белла Ахмадулина, «привычка ставить слово после слова» ... около полутора лет не писала вообще, ездила по стране, выступала на совместных с Валерием Золотухиным вечерах. Но однажды вновь почувствовала поэтический «зуд» – и это уже были совсем другие стихи, другой стилистикой и энергетикой наполненные смыслы...
…Изменились коммуникативные формы языка, увеличился «диапазон транслирования», скорость проникновения слова сквозь культурные пласты. А поскольку поэзия – это наполненное неизученным видом энергии «явление языка» (по А.А. Потебне) и при этом – наивысшая форма человеческой коммуникации, самая краткая и точная, то перемены не могли обойти её стороной. Так язык поэзии сегодня стал сложнее, насыщеннее и вместе с тем произошло его «обмирщение», энергетическое «убывание». Большую роль в этом сыграл интернет, к которому я отношусь с большим пиететом и никогда его не браню.
Я была лично знакома со всеми старшими поэтами, дожившими до середины 70-х годов, практически со всеми ровесниками и с теми, кто на 10–15 лет моложе. Со многими из этих людей я дружила. Я была свидетелем великих потрясений и низких проявлений человеческого духа. Я хочу рассказать беспристрастную правду о том литературном процессе, участником которого мне выпало быть, и без иронии поразмышлять над взлётами и падениями русского реализма XX века и русского постмодернизма...
Мне кажется, что изначально поэт пишет не для читателя. Литература для него – способ выжить в энтропии жизни... И сравнение настоящей поэзии с «драгоценными винами» – не преувеличение...
…современная литература слишком удалилась от человека, она ищет смыслы в самих смыслах и идеях, а не в живой жизни, а если и в живой, то в её слишком прямолинейных и примитивных проявлениях.
Наряду с великой литературой, «проглоченной» в юности, это страшная русская история XX века, тоже открывшаяся мне рано. Нечеловечески злобное уничтожение царской семьи большевиками. Несчастная эпопея моей собственной семьи – раскулаченных и объявленных «врагами народа» родителей отца и мамы, простых русских крестьян...
Большое влияние на меня оказал журнал Твардовского «Новый мир», который я стала регулярно читать с 17 лет, а также Солженицын, Варлам Шаламов и Олег Волков, прочитанные в самиздате. Эти факторы и эти большие личности сформировали мою гражданскую и человеческую позицию. За первые уроки жизни и поэзии я благодарна оренбургскому литобъединению. Безупречному поведению в литературной жизни, самоиронии и вкусу я училась у Владимира Соколова. А Межиров открыл мне тайну поэзии – её «незаёмный» звук. И ещё я всю жизнь училась у тех поэтов, чьи стихи любила и продолжаю любить.
Поэт на свете – вечный ученик».
«Новые Известия» уже писали о творчестве Надежды Кондаковой - опубликовав из антологии Евгения Евтушенко «Десять веков русской поэзии» материал, посвященный творчеству поэта: «Событием для Надежды стала встреча с Владимиром Соколовым. Он напрочь лишен был их выморочной узости, тепло относился к Борису Пастернаку, да и к шестидесятникам, которые видели в нем своего учителя.
У кого ты училась? У слова.
У синички, зашедшей в тетрадь.
Жить училась – у болиголова,
у Владимира-свет-Соколова
и у Блока потом –
умирать.
Многому Надя научилась и у товарищей по институту.
В чем же я ошибся, предсказывая ее будущее? Я заметил тогда, что она отказалась от национальной олеографии, от рутинного кокошника и сарафана, но рискует превратиться в «совсем другого поэта – без кокошника и сарафана, без знаков препинания», «зато в хламиде европейского постмодернизма». И добавил: «Воистину мужественная женщина». Но подтвердилось лишь то, что мужества ей было не занимать. Оно понадобилось Надежде, чтобы пережить смерть мужа, чтобы не дрогнуть, когда ее обвиняли в предательстве бывшего окружения. Но ей хватило мужества и на то, чтобы сбросить с плеч декоративно дырявую тогу снобистского постмодернизма, как только она прочувствовала в ней себя не собой...
Исповедуясь в стихах, Надежда Кондакова говорит, что перелом в ее душе случился в октябре 1993 года, когда страна оказалась на пороге Гражданской войны. Тогда Надя всепоглощающе ощутила себя христианкой, которая должна делать всё, чтобы не допустить братоубийства. И это привело ее не к истошному показному кликушеству, как у некоторых декоративно христианствующих, а к глубокому внутреннему преображению:
Я вглядываюсь в лица,
уже белее мела,
и за врагов молиться
учусь – еще несмело…
Иначе – тупик:
Твой дед – посадил моего деда,
мой отец – до смерти презирал твоего отца.
И из этого нет выхода, эта
ненависть не имеет конца.
Удача Надежды Кондаковой в том, что она доверилась своему внутреннему голосу. Это неправда, что поэт окончательно формируется в молодом возрасте. Так случилось с Маяковским – и его первый том несравнимо лучше всего, что он потом написал, хотя фрагменты из незаконченной поэмы показывают, что гений его еще был жив, да вот сил жить уже не было. Но пример Пастернака, раскрывшегося по-новому в его позднем романе, или Анны Ахматовой, закончившей «Реквием» после пятидесяти, показывает, что поэтическое развитие не останавливается, пока жива совесть, пока сохраняется способность сопереживания со всеми людьми на родине и в мире».
Бесценен просветительский и редакторский вклад Надежды Кондаковой в современную поэзию, но главное наше общее достояние - ее стихи:
* * *
Кто знает, – может, в том и счастье,
Что, несмышленое, оно –
На миг всего! – и то нечасто
Заглядывает к нам в окно.
И, может быть, само искусство
Лишь в том одном заключено,
Что в жизни умершее чувство
Должно быть в слове рождено…
* * *
Не ревнуй меня к прошлому,
к неуживчивой «славе»,
позабытой и брошенной
в прошлогодней канаве.
Было в жизни цыганское,
Да, пивала в охотку
И с Высоцким – шампанское,
И с Вампиловым – водку.
В неустроенном зальчике,
В переполненном зале
Мне действительно пальчики
За стихи целовали.
Только в этакой малости,
или в этой же многости –
и немеряно жалости,
и полно одинокости.
* * *
Нас было много на челне…
А. С. Пушкин
Нас и так было мало,
вхожих к Пушкину в дом,
а теперь — кто попало
на челне золотом.
Этот — с ярмарки едет,
и ему все равно,
кто лукавит, кто бредит,
кто лакает вино.
Ну а тот, коснословый,
примелькавшись везде,
рыбку ловит и ловит
в этой мутной воде,
пишет пухлую книжку,
врет про муки души…
Как мне жалко мальчишку
где-то в русской глуши!
Он над Тютчевым плачет,
он не знает о том,
что бывало иначе
на челне золотом…
полностью -
Надежда Кондакова - в "Новых Известиях"https://newizv.ru/news/culture/31-08-2019/nadezhda-kondakova-tak-u-molodogo-nedostroya-nachalsya-vsemirnyy-perestroy