alikhanov (alikhanov) wrote,
alikhanov
alikhanov

Categories:

Иван Алиханов - "Дней минувших анекдоты" о своем отце - моем деде.

А.Грибанов "История горного дела" -
http://sanychpiter.narod.ru/Who/W-A2.htm
о моем деде - АЛИХАНОВ Иван Михайлович

в 1889 г. окончил Горный ин-т по 1 разряду, Кавказ, в 1890-95…гг. нефтяные промыслы Торгового Дома "А. Цатурова и Ко", в 1897-1900…гг. з-д Яралова в Тифлисе. Кол. секретарь (1889), тит. советник (1892), кол. асессор (1895), надв. советник (1899).

029
И.М. Алиханов в форме студентов Горного института ( Санкт-Петербург)

030














Из книги Ивана Алиханова "Дней минувших анекдоты..." -

ОТЕЦ
«...Он уважать себя заставил
и лучше выдумать не мог».
А. Пушкин


Мой отец Иван Михайлович Алиханов был ниже среднего роста, плотного сложения, приятной, даже красивой внешности, с выразительными карими глазами, темный шатен. Он носил подвернутые кверху, довольно значительные усы и бородку — эспаньолку . Типичный интеллигент своего времени, он имел обширные знания и как инженер, и как гуманитарий. Отец окончил Петербургский университет по специальности горного инженера (фото 29, 30). Вернувшись, он поначалу занялся предпринимательством - приобрел 50% акций адельхановских предприятий, стал совладельцем яраловского чугунолитейного завода. Долгое время на тбилисских улицах встречались чугунные мостики с тротуара на мостовую, а также подвальные решетки, на которых имелась литая надпись «Чугунолитейный завод Яралова и Алиханова».
Отец хорошо играл на фортепиано и почти профессионально пел. Имея не сильный, но отлично поставленный голос, в 1914 году отец даже выступал на сцене Тифлисского оперного театра в теноровых партиях. Он свободно владел французским и немецким языками, был душой общества, непременным тамадой, прекрасным остроумным рассказчиком.
Я помню, как иной раз во время вечернего чаепития отец принимался нам популярно разъяснять какую-либо техническую проблему, рассказывать греческие мифы, иные занимательные истории или либретто оперы, сопровождая его пением наиболее значительных арий.
Наша огромная квартира в Тифлисе находилась в собственном доме отца по адресу: улица Сергиевская 16, (фото 33) и состояла из трех частей: гостевой анфилады из прихожей, гостиной, залы, столовой, библиотеки-кабинета, обращенных в сторону улицы. В сторону широкого балкона и сада были обращены спальни родителей, сестры, детская, комната нашей бонны Китти. Помимо этого были еще две комнаты с отдельным входом, специально для игры в карты.
На моей памяти, в этой квартире жили два брата симпатичных итальянца — Фредерико и Джиджино, представители шоколадной фирмы «Перуджино», которая при меньшевиках имела свое представительство в Тифлисе. За вечерним чаем они развлекали нас, мальчиков, рисуя на своих фирменных бланках автомобили.
Вечером к нам приходили гости, раскладывались два, а иной раз три ломберных столика, чаще всего играли в винт или бридж. Мои тети предпочитали рамс, итальянцы играли в покер с ограниченным «сольтом» или ставкой, для чего имелись специальные фишки из слоновой кости разных цветов и формы, длинные и короткие прямоугольники и кружки. Когда все эти игры закончились, и времена изменились, мы, дети, играли этими фишками в «блошки». После общего чаепития некоторые гости продолжали игру, а другие переходили в залу, где отец любил устраивать импровизированные концерты, усаживал маму за рояль и пел большею частью по-французски.
Нас, детей, конечно же, под надзором Китти, отправляли спать. Перед сном нам надлежало стоя на коленях молиться. Молитва звучала так: «Боженька, милый! Пошли здоровья маме, папе, Китти, Лизе, всем тетям и дядям, во имя отца и сына и святого духа. Аминь!»
Помню грандиозное торжество — день рождения моей мамы еще в старой квартире в ноябре 1922 года. Было много гостей, подарков и множество хризантем. Мы, дети, выучили написанное отцом в честь этого события стихотворение и утром его декламировали:

Милой маме в День рождения

Мы приносим поздравления,

И желаем счастья ей

И счастливых много дней!

Дети, мы тебя так любим,

Никогда не позабудем,

И всю жизнь будем ласкать

Обожаемую мать!

Очевидно, поэтический дар не относился к сильной стороне талантов моего отца.
Чтобы ввести читателя в атмосферу того времени, самый расцвет которого предшествовал моему рождению лет на пять, лучше всего прочесть шутливое стихотворение) моего двоюродного племянника Алика Шахбудагова, который был старше меня лет на пятнадцать, пережил бакинские ужасы и недавно скончался.


Сага об армянских Форсайтах

«Дела давно минувших дней,
Преданья старины глубокой».
А. Пушкин

Из дальних странствий возвратясь,

Один богатый господин,

Чтоб не ударить лицом в грязь,

В Тифлис вернулся не один.

Он из немецкой грозной пасти

Увез красавицу жену,

Собачку Пунчик желтой масти

И дочку Лизочку одну. (фото 32)

Их всех встречали на вокзале:

Татузов, Бога и Цако,

А позже, днем, в красивом зале

Текло шампанское «Клико»,

Весь клан могучий Алиханов

Пришел, невестку чтоб почтить,

Под звон наполненных бокалов,

Посплетничать и посудить.

Вот важно в кресле развалился

Сам дядя Костя — патриарх,

Он овдовел, но не женился,

Как наш приезжий вертопрах.

Всю жизнь свою был занят делом,

Открыл в Тифлисе «Санитас»,

Где даже можно было смело

Купить отличный унитаз.

Построил для музшколы зданье,

В котором, это не секрет,

Всем меценатам в назиданье

Висел большой его портрет.

Вот разместились на диване

Все сестры, а числом их пять.

Приехал их любимец Ваня,

Вот будет в нарды с кем играть!

А сестры — Оля и Аннета,

Краса и гордость этих стен,

Меньшие — Соня и Лизетта

И среди них еще — Элен.

У всех сестер свои таланты:

Хозяйкой Оленька слыла,

За Лизой увивались франты,

А Соня модницей была.

В историю вошла Елена,

Среди цехов ее завода,

Трудился честно и бессменно,

Простой отец «вождя народов».

Аннет — супруга генерала,

Гроза детишек и прислуг,

Семью в своих руках держала,

Соседей приводя в испуг.

Со старшими пришла их смена:

Григри, и Кока, и Люси,

Володя, Женичка, Елена...

Всех перечислить не проси.

Мужья здесь были чудных дочек:

Оганов, Саша, Исико.

О них писалось много строчек,

Их знали даже далеко,

Итак, вернувшись из Берлина

В свой двухэтажный особняк,

Зажил без горестей и сплина

Тифлисский знатный мокалак.

Хоть он и не имел работы,

Но покупал жене бижу.

Конечно, были и заботы,

О них я ниже расскажу.

Он думал о продленье рода,

Родил еще двух сыновей.

В обоих чувствовалась порода —

Шумливей не было детей,

Девицу Настю в дом призвали,

С оплатой в 25 рублей.

Вся жизнь была, как в высшем свете.

Какой тут может быть вопрос?

Заботился об этикете

Армянский мажордом Петрос.

А чтобы с улицы плебеи

Не заслоняли бы небес,

Одетый, правда не в ливрею,

В дверях стоял портье Нерсес.

Хотя балов и не давали,

Но без людей дом не пустел,

А чтобы гости не скучали,

Хозяин им романсы пел.

Об «un jeune homme gui vient se pendre

Боюсь неверно написал,

Про девушку au coeur si tendre»

Я в детстве сам его слыхал.

В Коджорах проводили лето,

И ежедневно, в любой час

С балкона было слышно это:

«Я пики, черви, а я пасс».

Ну, словом, жизнь была, как сладость,

Кругом любовь, от всех почет,

Детишки им росли на радость,

А в банке рос текущий счет...

Но все исчезло безвозвратно:

И дом, и счет, портье Нерсес.

Я думаю, что вам понятно,

В силу каких еще чудес.

На этом я кончаю сагу,

Не время отвлекаться вам,

К чему мне зря марать бумагу,

Дальнейшее ты вспомнишь сам.

Из событий моего детства я хорошо помню одно, чрезвычайно взволновавшее нашу семью. Мне тогда было лет пять. Отец поставил детей на колени и вместе с нами начал молиться. В это время, как после смерти Дубровского из повести Пушкина, по квартире рассаживали какие-то злые люди, существующие при всех социальных режимах «шабашкины», и вешали сургучные печати на мебель и картины.
Отец мой, как я уже говорил, унаследовал от деда огромное, по тем временам, состояние. Он был восьмым ребенком. Бездетный брат моего отца Константин был старше его на шестнадцать лет и получил в наследство «лишь» родовое имение в Хидистави и 200 000 рублей. За каждой из дочерей было дано приданого 20 000 рублей. Наконец, у статского советника Михаила Егоровича Алиханова родился еще один сын – мой будущий отец, которого нарекли Иваном, и возложили на него все династические надежды. После смерти деда мой отец получил наследство, в акциях и других активах оцениваемое в 2 миллиона, барский дом в самом фешенебельном районе города Сололаки.
Таким образом, мой отец стал блестящим женихом, в него была влюблена красавица Надя, дочь миллионера Манташева (она даже родила от отца сына — дауна). Но все расстроилось. В Тифлис приехала оперетта. Отец влюбился в «певичку» (так ее презрительно именовали в семье) еврейку Поличку и женился на ней.
Все члены «клана» Алихановых объявили моему будущему отцу бойкот. Когда через год первая жена моего отца Поличка умерла от черной оспы, никто из родственников не пришел с ней проститься. Отец, рассерженный на всех, уехал за границу, где пробыл 8 лет, путешествуя, развлекаясь и играя в нарды, как только для этого представлялась возможность. Во всяком случае, в сохранившихся от тех лет фотографиях, отец мой неизменно снят либо за нардным столиком, либо держащим складные нарды под мышкой.
Однажды, проживая в пансионате в Германии, он решил поухаживать за красавицей, 18-летней горничной, этакой Гретхен, высокого роста, с пепельного оттенка волнистыми волосами, пышной прической и фигурой. При ближайшем знакомстве горничная оказалась дочерью директора школы в городке Гермсдорф, которая завершала свое образование по принятому в их кругу обычаю. После школы, изучения французского и игры на фортепиано, немецкой девушке следовало поработать на ферме — изучить хозяйство, затем послужить в пансионате, обслуживать постояльцев и гостей, овладеть сервировкой. Система образования была направлена на то, чтобы немецкая мама была полностью готова к любым жизненным перипетиям. А жизнь девушки, по немецкой традиции, прослеживалась и планировалась от начала и до конца сразу же после рождения.
После окончания годичной практики в пансионате, ее ждал жених Ганс, с которым они по воскресеньям совершали прогулки. Если моя будущая мама (а это была она) забывала взять с собой бутерброд, то Ганс выражал по этому поводу сожаление и съедал свой бутерброд сам.
Мой отец, к тому времени уже много лет живший в Европе, среди чопорных гостей пансионата получил прозвище Dummer Russe — «сумасшедший русский». На удивление всему табльдоту, наскучив немецкой кухней, мой отец в красной косоворотке жарил в саду пансионата шашлыки.
Расчетливых немцев, в частности, свою будущую жену и ее мать, мой отец поразил широтой жестов, драгоценными подарками, букетами цветов, предупредительностью и вниманием к малейшим пожеланиям. Наконец, на спектакле в берлинском оперном театре в первом ряду мой будущий папа стал на колени, чем окончательно покорил свою любимую, и она согласилась стать его женой (Фото 31). .

Получив согласие, мой отец, наученный горьким опытом (сначала певичка, а потом горничная), сначала фиктивно выдал свою невесту замуж за разорившегося барона фон Гонопа, затем развел их, а только потом сам женился - но уже на баронессе. (Таким образом, фиктивные браки, которые уже в наше время совершались ради «Московской прописки», практиковались еще в 19-ом века – но из-за благородного происхождения).
В 1911 году у моих родителей родилась дочь, точная копия моего отца, названная, по немецкому обычаю тремя именами Елизавета Александра Мария fon Gonop, после чего супруги приехали в Тифлис, где Елизавету крестили еще раз (фото 32), и она имела двойную фамилию — баронесса fon Gonop-Алиханова. Фамилия «Gonop» осталась только на этом документе .
Мая мать - высокая, ростом 167 сантиметров, на пять сантиметров выше папы, красавица баронесса понравилась всем нашим родственникам.
В 1915 году Лилли подарила отцу наследника, которого в честь деда назвали Михаилом, а в феврале 1917 года родился я...
Нам всем прочили блестящее будущее. Но ошибся дед, ошибся мой демократически настроенный отец, который, как впоследствии оказалось, очень сочувствовал революционерам и материально помогал реализации их утопий. Сейчас стало очевидно, что ошиблись Маркс, Энгельс и Ленин, равно как и вся русская интеллигенция...

Однако вернемся в 1923 год. Стояние на коленях и молитвы не принесли успеха. Наша квартира из одиннадцати комнат понравилась Лаврентию Берия, и он вселился в нее, «приватизировав» заодно и нашу мебель. Берия был человек небольшого роста, с пролысиной, ходил в пенсне, носил галифе, косоворотку с поясом. При ходьбе несколько задирал голову.
Этажом выше в трехкомнатной квартире жил сотрудник персидского посольства. Отец ему отказал, и мы вселились в эту квартиру .
Мой наивный, почитывающий Маркса, отец написал прокурору Грузии жалобу на Берию, в которой сетовал на то, что у его семьи отобрали-де не «средства производства» (как это следует по учению основоположников), а мебель, картины, ковры, библиотеку и прочее. Видимо, не знавший еще, что собой представляет Берия, прокурор (если мне не изменяет память, по фамилии Тиканадзе) посчитал реквизицию незаконной. Тем временем, моя очень демократичная мать, считавшая распределение земных благ поровну справедливым деяньем, успела «подружиться» с Ниной — женой Берии, стала учить ее немецкому языку и обмениваться гастрономическими сувенирами (у нас даже одно из блюд получило название «лобио а ля Берия» - разваренная фасоль, которая была так наперчена, что никто из нас есть ее не мог). Мама показала Лаврентию Павловичу резолюцию прокурора. Берия усмехнулся и разрешил забрать кое-что из ненужной ему мебели, чтобы было на чем сидеть, есть и спать, и сказал: «Можете жаловаться на меня дальше. Остальное я оставляю себе».
Тогда на семейном совете было решено пойти к председателю ЦИК Филиппу Махарадзе. Он встретил мою мать очень любезно, осведомился, дома ли супруг и как его здоровье, здоровы ли дети... А в заключение он сказал: «Значит так: муж дома, здоров, дэты дома, ви я вижу прэкрасно виглядитэ, и ви еще жалуетес на Берия?» (фото 34).
Напротив нашего дома в доме № 15 по Сергиевской улице в подвале была устроена тюрьма ЧК, перед подвальными отдушинами, которые выходили на улицу, были установлены деревянные щиты, вдоль которых, сменяя друг друга, круглые сутки ходили часовые. По ночам к дому подъезжал открытый грузовик, в него заталкивались заключенные, которых увозили на расстрел. Лет двадцать пять назад при рытье котлована, было обнаружено место массового захоронения этих несчастных, расстрелянных на обрыве у речки Вере (сейчас на этом месте стоит жилой дом сотрудников университета).
Я помню, что отец выговаривал маме за излишнее любопытство и просил ее не выходить на балкон, и не смотреть на обреченных.
Учитывая, что массовый террор против меньшевиков и интеллигенции уже был раскручен «на полную катушку», не говоря уже о том, мы были семьей бывших капиталистов, следовало оценить мрачное остроумие председателя ЦИК тов. Махарадзе.
Впрочем, Берия недолго довольствовался столь «скромной» квартирой, ему захотелось «улучшить жилищные условия». Он вскоре переехал в специально построенный дом для ответственных работников ЧК на улице Каргановской (в нем и сейчас живут начальники из разных органов), но и там ему было тесновато. Оставив в этой квартире глухонемую сестру и мать, он еще раз переехал во вновь специально для себя отстроенный дом на нашей улице в бывшем садике для глухонемых. Впоследствии там помещался ЦК комсомола Грузии, а сейчас — центр неформальных организаций.
Любопытно, что в газете «Совершенно секретно» в № 9 за 1990 год, вдова Берии Нина Гегечкори сообщает корреспонденту, что в Тифлисе они жили бедно. Нет сомнения, что и остальные ее откровения столь же правдивы.
Переехав, Берия передал нашу квартиру своему заму —чекисту Левану Гогоберидзе, отцу известного кинорежиссера Ланы Гогоберидзе. Вскоре и Леван Гогоберидзе тоже «улучшил свои жилищные условия» и съехал, а потом вскоре был расстрелян, а нашу квартиру занял некто Акимов, женатый на сестре видного деятеля компартии Грузии Шалвы Элиава, который совместно с Орджоникидзе ввел в Грузию Красную Армию и подписал известную телеграмму Ленину: « Над Тифлисом реет Красное знамя...»
Акимов, однако, не успел воплотить свойственное коммунистам заветное желание «улучшить жилищные условия», поскольку наступила пора репрессий, и Берия за короткое время расстрелял всех любителей занимать армянские особняки, как впрочем, и большинство тех, кому эти квартиры и особняки принадлежали.
В конце концов, социальная справедливость восторжествовала и в нашу квартиру водворился детский сад.
Об этих, сменяющих друг друга, гебистских заселениях в наш родовой дом моя дочь Лилли рассказала известному кинорежиссеру Отару Иоселиани, когда она снималась в эпизодах его первого фильма «Жил певчий дрозд».
Много лет спустя, на основе рассказа моей дочери, Иоселиани снял художественный фильм – «Мосты, глава седьмая». Местом съемок этого седьмого фильма Иоселиани как раз и стал наш родовой дом. В кино, как это когда-то было на самом деле - чекисты с семьями, сменяя друг друга, въезжали в нашу просторную квартиру – порой на кухне еще жарилась яичница. Довольные новоселы с удовольствием доедали эту яичницу, предварительно расстреляв тех чекистов, которые незадолго до этого разбили яйца на сковородку.
Этот фильм Иоселиани демонстрировался на кинофестивале в Сан-Франциско, где мне – спустя семьдесят лет! - снова довелось пережить историю моего детства.
Впрочем, высокие руководители коммунистической партии, тогда еще не предвидели для себя столь пагубных последствий, и продолжали повсеместно нарушать декларации и лозунги, под которыми они захватили власть. Сколько же их, шустрых экспроприаторов селилось вокруг нас: Гриша Енукидзе (родственник Авеля), Поликарп Бахтадзе, Шура Манташев, Шатиров, Кочаров. Напротив, в дом № 11 занял родственник Булата Окуджавы - тоже видный коммунист - с сыном Кукури, который был моим товарищем, Еркомаишвили с сыном Володей (он ухаживал за моей сестрой) и двумя дочерьми. В № 17 жил азербайджанский деятель компартии Гаджинский с многочисленным семейством, за углом, на улице Энгельса, жил хромой красавец Саша Гегечкори, на Лермонтовской улице жил еще один видный деятель Иванов-Кавказский...
Кажется, никому из первых коммунистов Грузии, кроме Филиппа Махарадзе и Миха Цхакая, который переселился в Москву и впоследствии стал нашим соседом в «большом сером доме на набережной», не пришлось умереть своей смертью. Еркомаишвили, когда за ним пришли чекисты, застрелился. Кочаров — повесился на спинке кровати, Гаджинский повесился в тюрьме на подтяжках (возможно, не без чужой помощи), некоторые погибли в автокатастрофах, вероятнее всего, подстроенных, большинство из них расстрелял Берия...
Уже в наши дни молодежь Грузии взорвала могилу Ф. Махарадзе, замешанного в убийстве Ильи Чавчавадзе... Даже праха ни от кого не осталось. Впрочем, возможно, где-то в колумбарии осталась урна с прахом Миха Цхакая, который знал Ленина лично. Осталась ли?.. Страшная судьба быть экспроприатором и террористом, расстрелянным своими же партийными «товарищами», ими же реабилитированным и, в конце концов, забытым своим народом…

Вернемся к рассказу о моем отце Иване Михайловиче Алиханове.
Вернувшись в Тифлис, он получил звание «мокалака», которое давалось царским правительством знатным тифлисским армянам и значило буквально «принадлежащий городу». Вскоре мой отец вошел в директорат Тифлисского Императорского Русского Музыкального общества – он есть на общем снимке среди членов этого общества

010
Дирекция Тифлисского Императорского Русского Музыкального общества - дед сидит третий слева-направо - далее, рядом с ним его старший брат Константин.

- и стал меценатствовать, установил ряд стипендий талантливым молодым музыкантам, и даже пытался петь на сцене оперного театра.
Однажды, много лет спустя, когда в качестве фотографа от Общества культурных связей с заграницей (ГОКС), я пришел в тифлисскую консерваторию снимать класс профессора Шульгиной, она спросила меня: «Нельзя ли приобрести фотографии для класса?» Я ответил, что следует обратиться в ГОКС и спросить Алиханова. Тогда она поинтересовалась, не знал ли я такого Ивана Михайловича и его очаровательную супругу. Когда выяснилось, что я их сын, она необычайно оживилась и велела своим студентам позвать профессора Тулашвили. Обе старушки с умилением вспоминали то время, когда они были стипендиатками моего отца...
Но вот произошла революция, и мой отец стал работать в консерватории бухгалтером.
Порода Алихановых была крепкой. Из всех детей только тетя Мария Беренс - из-за горя по поводу безвременной гибели на 1-ой мировой войне своего младшего сына - умерла относительно рано, остальные доживали лет до восьмидесяти. Но мой отец, заболев туберкулезом в 1926 году, оказался, по приговору врачей, безнадежен. Конечно, у него сохранилось, с теперешней моей точки зрения, немало нажитого добра, но, став внезапно беднее в 10 тысяч раз, он стал скуп и раздражителен... Перед ним стояла неразрешимая проблема - трое детей, непрактичная, не имеющая никакой специальности жена и совершенно непредсказуемая перспектива... Он сдал одну изолированную комнату в нашей квартире новому жильцу Александру Яковлевичу Эгнаташвили.
Зимой 1926 года к нам в гости из Германии приехала мамина младшая сестра Эльза. Она была крупная, но в отличие от мамы, весьма некрасивая. Муж ее был врач. Детей у них не было. Оценив ситуацию в нашей семье, она предложила моей старшей сестре Лизе переехать к ней в Германию. Мама с радостью согласилась, что впоследствии, долгое время, среди родственников вменялось ей в вину. Так моя сестра Лизочка оказалась в Германии в качестве прислуги родной тети.
17 марта 1927 года мой отец скончался и был похоронен на кладбище Ходживанк рядом со своей первой женой.
полная оцифровка книги -
https://libking.ru/books/nonf-/nonf-biography/484858-ivan-alihanov-dney-minuvshih-anekdoty.html
Tags: Иван Михайлович Алиханов, дед, история, память, семья
Subscribe

  • Фото-галерея искусств .

    Заслуженная артистка России Елена Кондулайнен Режиссер Марк Розовский подписывает в ЦДЛ свою книгу.…

  • Фото-галерея искусств

    Композитор Александр Добронравов, после награждения национальной премией "Великие люди великой России", исполняет свой мега-хит…

  • Фото-галерея искусств

    Поэт Андрей Тавров. Поэт Павел Лукьянов - Творческий вечер во МХАТе на Третьей сцене.…

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

  • 0 comments