То лето проводил я у стола,
Под тентом, на мужском закрытом пляже,
И злая мама, в поисках пропажи,
Туда врывалась и меня драла.
За тем столом шел пляжный преферанс.
Я за игрой следил не отрываясь,
От матери за спинами скрываясь,
И в игорный проваливаясь транс.
Мне было восемь лет. Я начинал
Игру на деньги, взятые из сумки.
На ночь и на игру делились сутки,
Хоть я и ночью мысленно играл.
А к середине августа штормить
Вдруг начало.
Сдувало ветром прикуп.
И море бушевало, словно в пику
Играющим, и все стремилось смыть.
Песок холодный затвердел, как наст.
Картежникам пришлось перебираться.
И в этот шторм отправился купаться,
И не вернулся молодой гимнаст.
По дну морскому волочили трал,
И родственники плакали у моря.
Но безутешным оставалось горе -
Был грязный шторм, и труп все не всплывал.
А появился он погожим днем,
Из синей, утомившейся пучины.
Виднелся черный ниппель пуповины
Над вздувшимся огромным животом.
К нему подплыть никто не захотел.
Спасатели потом его достали.
Лохмотья кожи рваные свисали,
Подкожный жир таинственно белел.
На пляж мужской его ворвалась мать,
И волосы себе рвала и билась.
Их унесли, все это прекратилось,
И кто-то произнес: «Кому сдавать?»
1974 г.
